Владимир Торин. Прощание с Гипербореей
АСТ
Таинственная легендарная Гиперборея – это вовсе не страна, куда хоть и с большим трудом, но можно дойти, ориентируясь по карте. Она существует в некоем виртуальном виде, а ее коренные уроженцы обычно невидимы для людей, хотя способны принимать любое обличье. При всём этом обойтись без людей они не могут, ведь гиперборейцы питаются эфиром – субстанцией, порождаемой человеческими эмоциями.
Действие захватывающего романа развивается одновременно в разных местах Земли и разных временах – от Древнего Египта и империи майя до современной Москвы. Со столицы всё, как будто, и начинается, хотя на самом деле московский пласт событий лишь часть общего круговорота. Время нелинейно, оно течет вперед и назад, причудливо распадаясь на рукава и вновь сливаясь в единый лишь мгновение поток.
…В одном из домов центра Москвы живет писатель. У него есть должность в крупной корпорации, которая ему до крайности надоела, но благодаря этой работе он может выстраивать жизнь по собственному вкусу. И писать книги. Писатель неравнодушен к соседке, молодой художнице, но не питает никаких надежд. И он даже не представляет, сколь пристально наблюдают за любым его шагом и каждым моментом душевного терзания те самые гиперборейцы, способные существовать одновременно в эпохах, разделенных тысячами лет.
Вот только даже от бессмертия и всесилия можно устать…
«Я стою рядом и намеренно не вмешиваюсь. Мне интересно. Впрочем, я одновременно нахожусь во многих местах сразу. Вот лестничная клетка немного раздвинулась. Она ещё похожа на московскую, но уже совсем другая. Как минимум потолок выше. Появились окна без стёкол. Яркое солнце бьёт в проёмы, но освещает лишь часть лестницы, и яркость этого не по-московски горячего солнца привычно съедает мертвенная бледность стен. В углах возвышаются раскрашенные колонны. Вот прямо сейчас из-за одной выходит кроткая Хатшепсут — будущий великий фараон Египта, а сейчас вдова божественного Тутмоса Второго. Она очень похожа на Марину, и ей тоже двадцать лет. Царственна, юна, умна и красива. За окнами шумит многоголосая толпа. В Фивах большой праздник. Завтра ладья бога Амона выйдет из Красного Святилища.
Рядом с Хатшепсут постоянно находятся кошки. Она почитает их, ставит им памятники, а кошки милостиво ей дают почесать себя за ухом, красиво выгибают спины и призывно мяукают. Правда, сегодня рядом с принцессой почему-то только один маленький котёнок. Сам котёнок серый, но одно ухо у него белое. Котёнок жалобно мяучит и жмётся к ноге принцессы».
Амитав Гош. Огненный поток
Фантом Пресс
Захватывающий авантюрный роман завершает «Трилогию Ибиса» (две первые книги – “Маковое море” и “Дымная река”). Но это вовсе не про Египет, как можно подумать, а про Индию, Китай и британских колонизаторов незадолго до начала первой из опиумных войн. Если точно, то 1839 год. А «Ибис» — название корабля.
Как известно, китайские товары в то время пользовались большим спросом в Европе. Но император не желал пускать европейских торговцев на территорию Китая. Для них был открыт только порт Гуанчжоу, платить за шелк, фарфор и чай приходилось серебром. Бартер никак не получался – из всего, что производила Европа, китайцев интересовало только муранское стекло. И тогда усилиями Ост-Индской компании были организованы нелегальные, но массовые поставки опиума, одновременно с активным продвижением этого зловещего вещества среди самых разных социальных слоев китайского населения. Выращивание сырья происходило на севере Индии, о чем рассказывается в предыдущих книгах трилогии. Ввоз отравы в Китай был запрещен законом, но сначала опиум завозили контрабандой. А когда поставленный императором чрезвычайный уполномоченный Линь Цзэсюй повел жесткую борьбу с торговцами, англичане начали войну.
Сюжет объединяет жизненные пути множества персонажей. Среди них — честолюбивый хавильдар Кесри Сингх; вынужденная отправиться в далекое и опасное путешествие вдова купца-парса; дочь француза-исследователя, намеренная продолжить дело отца; бывший раджа с драматической судьбой…
«К полудню, после пяти часов пути, конь под Кесри зафыркал, словно почуяв воду. Дорога взобралась на гребень холма, и в конце пологого склона взору открылась Брахмапутра, столь широкая, что едва видимый другой берег казался размытым зеленым пятном. А на этом берегу воду окаймляла полоса светло-коричневого песка, где уже были установлены лагерные флаги и указатели.
Песчаная полоса тянулась вдоль реки насколько хватало глаз. Вдалеке Кесри разглядел длинное пыльное облако, быстро приближавшееся к лагерю. Вымпелы небольшого кавалерийского отряда возвестили о том, что это курьеры.
Почту не доставляли уже давно, Кесри не получал вестей от родных почти год. Курьеров он ждал как никто другой и обрадовался, что встретит их первым.
Однако вышло иначе: заметив маршевую колонну, один из всадников отделился от отряда и поскакал к авангарду. Как единственный верховой, Кесри должен был двинуться ему навстречу, что он и сделал, отдав батальонный стяг шагавшему за ним пехотинцу.
Увидев кавалериста, всадник осадил коня и сдернул платок с лица. Кесри узнал знакомого штабного рисалдара и, не теряя времени, спросил о самом главном:
— Почта есть?
— Да, мы привезли три мешка писем, они будут ждать вас в лагере. — Рисалдар скинул с плеча курьерскую сумку и передал ее Кесри: — Вот, необходимо срочно доставить вашему командиру.
Кесри кивнул и развернул коня».
Елена Степанян. Судьба грамотея
Теревинф
В книге собраны произведения, демонстрирующие разные грани таланта автора. Это документальный рассказ-воспоминание «Елизавета Сергеевна, человек Божий», историкосоциальный памфлет «Судьба грамотея», литературоведческое эссе «О Михаиле Булгакове и „собачьем сердце“», стихи, интервью Елены Степанян.
В эссе «О Михаиле Булгакове и „собачьем сердце“» речь идет об одном из самых знаменитых произведений писателя. Причем в читательском восприятии уже сложились устойчивые образы каждого из персонажей. Елена Степанян показывает совсем другую картину, опираясь и на литературные аспекты, и на реалии эпох, запечатленной в «Собачьем сердце». И становится ясно, что Булгаков, отнюдь не стремясь воспеть хвалу профессору Преображенскому — бескорыстному служителю науки. В самом деле, чем же занимается профессор? Модными в то время, и весьма дорогими, операциями по омоложению с помощью пересадки обезьяньих желёз. К этому шарлатанскому лечению прибегали и влиятельные люди. Неудивительно, что профессор может себе позволить не бояться Швондера…
А «Судьба грамотея» повествует о трехголовом змее, который испокон веков жил в болоте около Москвы-реки. Приходился он внуком тому змею, что ужалил когда-то Вещего Олега, но тут же был зарублен княжескими дружинниками. Поэтому внучек запомнил, что власть предержащих трогать нельзя, а лучше всего стать одним из них. Очень уж хотелось змею из болота в палаты переселиться…
«Вот, стало быть, живет змей на княжей скотобойне, в довольстве купается, кровью допьяна упивается, научное обоснование имеет, а все не то. Другого ему хотелось, когда в Москву эту полз. А тут еще отыскался на него лютый супротивник.
Был он грамотей из грамотеев, и мог бы жить себе припеваючи, грамотейством своим похваляясь, – так нет, скучно ему это казалось. Зато не скучно было ему совать всюду свой нос и выискивать, где правда, а где неправда. И усумнился он в необходимости и закономерности ползучего гада на княжем дворе и не побрезговал очи свои к самой змеиной морде приблизить. Приблизил – да и отпрянул с воплем великим, ибо глянули на него не одна, а целых три пары змеиных глаз.
Понял змей, что он разоблачен. Все и вся простят на Москве, а трехголовость – ни в какую. И взыграла в нем ненависть, какую только может испытать трехголовый змей к московскому грамотею-правдолюбцу. Выпустил он все три своих смертоносных жала, и пал грамотей бездыханным. А змей пополз восвояси, в болото свое родимое, не дожидаясь, пока добрые христиане хватятся и учинят над ним расправу»
Дмитрий Щедровицкий. Откуда исходит время?
Теревинф
Книга известного современного ученого-библеиста посвящена тому, как в тексте Священного Писания представлен ход времени. Оказывается, библейская концепция противоположна принятому сейчас взгляду на это явление. Мы привыкли к такой точке зрения, что движение по шкале времени происходит из прошлого в будущее. Соответственно, прибавляется счет годов и столетий, всё больше и больше их остается за спиной у конкретного человека и всего человечества, обращенных лицом к будущему.
Но библейская концепция времени, которую подробно показывает Дмитрий Щедровицкий, предусматривает обратный ход времени и расположение человека относительно него. В традиционном восприятии, которое и запечатлено в Библии, человек обращен лицом в прошлое. То есть, перед ним находится не будущее, которое неведомо, а прошлое, известное по воспоминаниям и потому доступное для понимания и осмысления. Возможность повернуться лицом к будущему – редкая привилегия, доступная лишь избранным, наделённым пророческим даром.
Время, согласно библейскому подходу, движется из будущего в прошлое. Подобное представление господствовало в древних культурах вместе с убежденностью, что именно в прошлом следует черпать силы, анализируя как свои ошибки, так и благие примеры.
«Уже древние толкователи обратили внимание на то, что не сказано «день первый» (йо́м ришо́н), но – «день один» (йо́м эха́д). Это указывает на содержание «многого – в одном», включает в «день один» все потенциально присутствующие в нем будущие времена. Поскольку же описанные далее акты Творения мыслятся происходящими во времени (что выражается в перечислении дальнейших дней – вплоть до Седьмого, Субботы), время становится основой, фундаментом связи между Создателем и Его творениями: каждое Его деяние как бы «выдыхается» Им, изливается из глубин Его сущности в виде нового потока времени, наполненного теми или иными стихиями и существами.
Причем каждому «выдоху-излиянию» времени предшествует такое же, как и в начале, повеление Бога: «Да будет…». Поэтому бытие неразрывно связано с временем, а именно – временем будущим, из которого оно мощнейшим потоком изливается в реальность данного момента – в настоящее – и, проходя далее, уходит в прошлое. Впрочем, удаляется в прошлое только акт первоначального Творения, само же сотворенное остается в мире»
Герберт Уэллс. Волшебная лавка
БХВ-Петербург
Это произведение, написанное более ста лет назад, остается удивительно актуальным, хотя в больших городах теперь не так уж много маленьких лавочек. Их давно заменили громадные моллы, куда редко проникает солнечный свет. Собственно, это и роднит их с лавкой, в которую так долго не доводилось зайти джентльмену, который по воле автора рассказывает эту историю. Он ведь, когда смог туда попасть, заблудился среди непонятных проходов и закоулков без единого окна. В торговых центрах это теперь тоже не редкость.
Так вот, проникнуть в удивительную лавку, где на витрине красовались хрустальные шары, корзинки с инвентарем для фокусов, куклы для чревовещателей и прочие замечательные штуковины, джентльмен смог, только выйдя погулять с маленьким сыном. До этого он, конечно, замечал вывеску и ту самую витрину, каждый раз на новом месте, но разве подобает солидному человеку интересоваться фокусами? Это же скучно… Кажется, ну разве могут быть скучными такие вещи, быть они даже не волшебные, а просто инструменты для представления?
Но Уэллс отчасти об этом и пишет – взрослый человек утратил значительную часть воображения, и в лавке его волнует, прежде всего, стоимость покупок. Тоже справедливо. Однако комично и немного грустно становится в финале, когда папа пытается подкараулить момент, когда игрушечные солдатики оживут, ведь сынишка уверяет, что это происходит всякий раз, когда он начинает игру. Скорее всего, так и есть, только смотреть надо глазами ребенка…
«— Был бы я богат, — сказал Джибс, тыча пальцем в Яйцо-пропадашку, — купил бы себе вот это. И это. — Он уже присмотрел Взаправдашнего Плачущего Пупса. — И это. — На глаза ему попалась какая-то таинственная штука, называвшаяся, судя по симпатичной этикетке, «Купи — и все друзья в отпаде!».
— Вот под этой круглой пирамидкой, — рассказывал Джибс, — пропадает всё, что под неё положишь. Я в книжке читал. А вот, па, гляди, это Полувидный Полугрошик, только они его специально так положили, чтобы мы не догадались, как он устроен.
Джибби, любимое чадо, весь в маму пошёл. Он не предлагает зайти в магазин и вообще не смущается, знаете, он просто инстинктивно тянет меня за палец к двери, не давая усомниться, как ему в самом деле туда хочется.
— Это хочу, — заявил он, указывая на Волшебную Бутылку.
— А если у тебя такая будет? — спросил я.
Мои слова показались ему настолько многообещающими, что он взметнул на меня взгляд, внезапно просияв.
— Я мог бы это показать Джесси, — сказал он. Славный мальчик, не забывает позаботиться о других».