Александр Прозоров — мастер отечественного фэнтези, создатель «Сотника» и «Ведуна», «Князя» и «Легиона». Чародейство и приключения, героизм и позабытая реальность давних эпох…

Если бы у вас был выбор, где бы вы решили жить: в реальном мире или в одном из описанных вами?

Страшно подумать! Все мои миры отнюдь не подарок. Увы, писать интересно о тех временах, когда от человека требуется полное напряжение сил для сохранения свободы и выживания. А жить все-таки лучше в те годы, когда все тихо и спокойно и повествовать практически не о чем.

Вы пишете «За его (Скуратова) спиной осталась тайна, по сей день неразгаданная никем из историков. Сам Скуратов через три года сложил голову в бою с поляками, так и не оставив никаких воспоминаний. О последних днях митрополита Филиппа его почитателям известно лишь из жития, составленного старцем Симеоном, в миру боярином Стефаном Кобылиным, по приказу Иоанна Грозного насильственно постриженным в монахи за …убийство низвергнутого митрополита Филиппа». В вашем романе «Князь. Битва веков» образ Ивана Грозного отличается от традиционного. Кто же был, по-вашему, инициатором убийства митрополита Филиппа?

Князь Старицкий, архиепископ Пимен. Разумеется, на день смерти митрополита Владимир Старицкий уже месяц как покончил собой, но остальные участники заговора, видимо, еще не оставили надежды совершить переворот. Тут очень важно хоть ненадолго отвлечься от существующей мифологии и поинтересоваться документами и фактами. А они таковы: именно Грозный, а не кто-то другой, вызвал игумена Филиппа из далекого Соловецкого монастыря и предложил на пост митрополита; именно Грозный уговорил его занять это место, когда Филипп отказывался, ссылаясь на неприятие опричнины; именно Грозный дважды уговаривал его вернуться после якобы царской немилости, причем один раз смог убедить митрополита снова возглавить Православную Церковь; именно Грозный отправил в опалу всех участников позорного судилища над патриархом. Нетрудно сделать вывод, что ведущий себя таким образом царь был крайне заинтересован в присутствии Филиппа на посту митрополита. Честный и волевой, этот чудотворец, известный своей святостью человек, не связанный с московскими боярскими кланами, устраивал его полностью, несмотря даже на отдельные разногласия и публичные обличения. Исходя из всех этих фактов, становится понятно, зачем Иоанн лично отправился к удалившемуся в Тверь патриарху: чтобы в очередной раз убедить его вернуться на пост главы Церкви. Иначе — вообще какой царю смысл встречаться с изгнанным чудотворцем? Зачем?

Филипп, дважды принимавший место митрополита после разговора с Иоанном, мог согласиться и в третий раз — а потому заговорщики избавились от этой опасности жестким и радикальным образом. Показательно поведение Иоанна после убийства святого Филиппа: он настолько разгневан, что отбрасывает все дела и немедленно, с небольшой свитой, мчится в Новгород рвать и метать. Причем это единственный случай внесудебной расправы за всю его жизнь. Это ли не прямое указание на то, куда ведут ниточки заговора, где заказчики преступления?

Что до Иоанна, то в составленном по его приказу синодике имени митрополита Филиппа нет. Там указаны все жертвы Грозного, вплоть до безымянных смердов, попавших под саблю опричника при аресте мятежных бояр — а митрополита Всея Руси нет. То есть, сам царь не ощущал себя хоть отдаленно причастным к его смерти. И это абсолютная гарантия того, что святой Филипп был сторонником Грозного, павшим в результате заговора, а вовсе не царским недругом.

Что легче – предсказать далекое Будущее или прояснить Прошлое?

У прошлого с будущим ситуации прямо противоположные. Если сегодня появились тысячи энтузиастов, которые пытаются разгадать загадки прошлого и найти истину, то еще большие тысячи энтузиастов стараются запутать картину будущего. Как можно что-то предсказать, если постоянно появляются изобретатели, своими открытиями переворачивающие весь мир? Кто всего полвека назад мог предположить, что сегодня мы будем носить в кармане телефон, способный заменить одновременно и радиолу с фонотекой, и кинокамеру с фотиком, и геодезическую станцию, определяющую точные координаты места, и вообще целую библиотеку? Нет, даже просто телефон в кармане кто-нибудь представить мог? А то, что пластики станут заменять железо, что поиском информации по архивам всей планеты будут заниматься механизмы, что растения начнут вырабатывать человеческий инсулин, а древнюю историю человечества можно будет достоверно прочитать по генетическим меткам?

Вот и попробуйте хоть что-то уверенно предсказать при столь безответственном отношении окружающих! Дай Бог хоть на десяток лет вперед близко к истине попасть.

Вы так колоритно описываете подготовку к ролевой игре: «Завтра с Новгорода два ботика обещали подойти, ушкуйники. И еще с Питера, с яхт-клуба пара лодок должна подняться. Есть у них там что-то историческое. Я так думаю, новгородцам шведов изображать придется. В крайнем случае, дадим им кого-то из своих для толпы. Ливонцы дружину Александра Невского играть станут. Мы, как я предупреждал, изображаем вепсское ополчение. То есть кто в доспехах — суздальскую дружину, а кто в стеганках – ополчение. А индейцы: это местное население. Чухонцы. Как они на самом деле выглядели, никто не знает – может, такими и были. Когда все соберутся, проведем совет мастеров и распределим людей окончательно. Телевидение только после полудня появится, успеем». Как вы сами относитесь к ролевому движению, и каковы, по-вашему, его перспективы в России?

Ролевое движение будет крепнуть и расширяться, я в этом совершенно уверен. Ведь читая книги, каждый человек сопереживает ее героям, ощущает себя частью описанного мира, желает вмешаться и помочь той или иной стороне. Если появляется возможность не просто вообразить себя витязем или эльфом, а надеть реальную кольчугу, взять в руки реальный лук или меч, принять участие в реальном поединке или походе, проникнуть в другую эпоху или вселенную, попробовать свои силы — разве можно от этого удержаться?

Что вам ближе: мегаполис, огни, толпы народа — или домик в деревне?

Я, наверное, совсем дикий человек. При каждой возможности стараюсь уехать в глухие места на природу, пожить где-нибудь на острове, попутешествовать по рекам и озерам. Но, надо сказать, чем дальше в лес, тем больше скучаю по городу. Переехать в деревенский домик навсегда не смогу.

Вы доверяете своей интуиции?

Да, полностью. Несколько раз очень выручала. К сожалению, интуиция очень невнятно выражает свои рекомендации, поэтому следовать им получается редко.

В вашем романе «Земля мертвых» подробно описано, что бывает с теми, кто попал не в свое время: «Где ты сядешь? Где? – Шестнадцатый век на дворе, не восьмой. Это еще до десятого века ты еще мог придти на эти земли, сказать, что ты царь. А сейчас это Московская Русь! Земли все подсчитаны и хозяев имеют, каждый человек в церковной книге записан, каждый стрелец или казак – в реестр. Никто сейчас не позволит сотне вооруженных воинов здесь долго и безнаказанно бродить. На нас, небось, уже поместное ополчение собирают. Забыли, следы лошадиных копыт возле лагеря? Или о том, как все деревни по дороге о нашем приходе предупреждены оказывались? Мы уже «под колпаком». Если бы вы сами попали бы в Прошлое, то, зная и Прошлое, и Будущее, кем бы вы попытались стать?

Хотелось бы, конечно, стать царем. А получится, наверное, разве только бортником или рыбаком. Даже в летописцы ныне не гожусь, из-за компьютера писать от руки совершенно разучился. Вот такой я прагматичный фантазер!

Насколько для вас важна точность в описании фэнтезийных предметов, старинного оружия и иных деталей?

Очень важна. Реальный мир состоит из мелочей, причем именно мелочи зачастую определяют возможности и поведение главного героя. Если у вас нет медного котелка — в чем вы сварите кашу? Где спать в сыром лесу? Чем должен быть украшен эфес королевского меча? Рискнет ли маг взять нож с незнакомой символикой? Такие вопросы возникают постоянно. А если в романе беглые каторжане под цветущей сиренью запекают пареную репу — сюжет рассыпается, как картонный домик на ветру. Откуда весной нашлась репа? Чем развели огонь? Как результат, у читателя появляется подспудное — «не верю!»

Вы видите сны о своих персонажах и их подвигах?

Да, бывает. А сюжет романа «Зубы дракона» так и вовсе приснился целиком от начала до конца.

Над каким героем писателю Александру Прозорову работалось сложнее всего и почему?

Все они сложные, на самом деле. Как только герой обретает реальные черты и характер — тут же начинает своевольничать и выбираться за рамки сюжета. Вот Ведун должен был быть крайне положительным и честным, а как сюжет развиваться начал — сразу чуть не за любой юбкой ухлестывает и прибарахлиться после каждой удачи норовит. Я ему: «Ты же положительный!», — а он: «Отстань, автор, мне двадцать лет и я не евнух. Кушать, одеваться мне тоже надобно…». И ничего с ним не поделаешь — характер. Впрочем, еще хуже, когда герой безвольный и послушный. Значит — не получился. Нужно искать, чего для жизни не хватает.

«Местные крестьяне показались ему очень добрыми и гостеприимными людьми. Команов не сомневался, что сможет отсидеться у них некоторое время – а потом можно отправиться в ближайший крупный город, объявить себя провидцем и предсказывать будущее или творить чудеса, исходя из своего образования – Команов заканчивал третий курс Политеха. То-то все обалдеют, когда он лампочки зажжет! Или машину сделает. В общем, за свое ближайшее будущее Артур не беспокоился». Излишняя самоуверенность при незнании местных условий и обычаев вредна в любую эпоху?..

Это естественно. Что за польза была бы полвека назад от самого лучшего программиста, и кому нужен керосинщик в наши дни? Многие люди отчего-то думают, что сильно отличаются от людей прошлого, обладают некими особенными возможностями или знаниями. На самом деле — люди одинаковы. Но для любой эпохи важны свои навыки и свой опыт.

Почему, по-вашему, сейчас так популярны романы о попаданцах?

У классических исторических романов есть большой недостаток: современному читателю трудно мысленно перевоплотиться в образ средневекового человека, выросшего с иными моральными принципами и другим образованием, ощутить себя героем романа. Если же «ломать» героя под современника — реализм повествования необратимо разрушается. Совсем другое дело — «попаданец». Он такой же, как читатель — мыслит знакомыми понятиями, видит происходящее глазами современного человека и ведет себя привычным для читателя образом. Благодаря этому мир книги сразу становится естественным и ощутимым. А история — она интересна всегда.

Есть ли у Вас какая-нибудь заветная мечта? И если не секрет, то какая?

Да, мечта есть. Она совсем проста: написать самую интересную в мире книгу.

Беседовал Алекс Громов