Константин Семенов. Русская армия на чужбине. Драма военной эмиграции 1920-1945 гг.

русская армия на чужбине

Новая книга К.К. Семенова «Русская армия на чужбине. Драма военной эмиграции 1920-1945 гг.» рассказывает о трагической истории наших соотечественников, отправившихся в вынужденное изгнание после Гражданской войны в России. Используя многочисленные архивные документы, автор показывает историю русских солдат и офицеров, оказавшихся в 1920-е годы в эмиграции. В центре внимания как различные воинские организации в Европе, так и отдельные личности Русского зарубежья. Наряду с описанием повседневной жизни военной эмиграции автор разбирает различные структурные преобразования в ее среде, исследует участие в локальных европейских военных конфликтах и Второй мировой войне.

Издание приурочено к 95-летию со дня создания крупнейшей воинской организации Русского зарубежья — Русского общевоинского союза (РОВС).

Монография подготовлена на основе документов Государственного архива Российской Федерации, Российского государственного военного архива, Архива ГБУК г. Москвы «Дом русского зарубежья им. А. Солженицына», периодики Русского зарубежья и других источников.

Константин Семенов. Русская армия на чужбине. Драма военной эмиграции 1920-1945 гг.

М., Вече, 2019 г. Военно-историческая библиотека. 352 с. ISBN 978-5-4484-1048-2

 

Оглавление

Гл. 1. Исход, 1920—1922 гг.

Наиболее крупные армии (состав и численность в конце войны). Эвакуация. Пребывание в военных лагерях.

 

Гл. 2. 1923—1924 гг. От армии беженцев к Русскому общевоинскому союзу

Переезд в европейские страны. Основные очаги проживания, местные особенности. Адаптация на месте. Трудоустройство и образование. Создание РОВС

 

Гл. 3. 1925—1928 гг. Накануне Великой депрессии

Экономические и бытовые условия жизни офицерства на чужбине. Издательское дело

 

Гл. 4. 1928—1936 гг. Борьба за умы

Политические кризисы в среде офицерских союзов. Монархисты, легитимисты, белый террор. Полярность: оборонцы, пораженцы. Действия советских спецслужб

 

Гл. 5. 1936—1939 гг. Накануне большой войны

Изменение государственных границ и условий проживания, Гражданская война в Испании

 

Гл. 6. 1939—1945 гг. Испытание войной

ВМВ. Репрессии, участие в боевых действиях. Разгром эмиграции в странах Восточной Европы

 

Гл. 7. Закат после войны

Трансформация воинских союзов в ветеранские организации

 

Заключение

 

Отрывок

Глава 2. 1923—1924 гг. От армии беженцев к Русскому общевоинскому союзу

 

Армия в изгнании. Работает на шахте солдат, копает землю казак, бьет щебень израненный офицер. Голодно. Холодно. Кругом безучастие, или клевета и злоба…

Но Армия жива. Она продолжает творить свой подвиг. В ее сердце образ измученной Родины

Генерал П.Н. Врангель

 

 

Весной 1923 г. последние чины Русской армии покинули военные лагеря на турецкой земле. Завершилась очередная крупная фаза перемещения русской военной эмиграции в Европе. Ее итогами стала концентрация воинских контингентов в ряде стран:

Болгария — 17 000 человек

Королевство Сербов, хорватов и словенцев — 11 500 человек

Чехословакия — 1000 человек

Греция — 3000 человек

Венгрия — 300 человек

Бизерта (Тунис) — 6000 человек

Всего: 38 800 человек[1].

По окончании переезда из лагерей основными странами сосредоточения стали Болгария, КСХС для чинов Русской армии генерала П.Н. Врангеля и Польша, где оказались в большом количестве чины различных армий и формирований, действовавших на западе и северо-западе России. Также стоит отметить начавшееся увеличение бывших военнослужащих на территории Франции.

Главное командование Русской армии прилагало большие усилия для устройства военнослужащих, не окончивших своего образования из-за Гражданской войны, в высшие учебные заведения Европы. Около 2000 молодых чинов было определено в университеты, из них около 1000 человек на территории Королевства СХС. Участники белой борьбы на других фронтах такой возможности и помощи не имели.

Как и прежде главными проблемами военной эмиграции оставались трудоустройство и сложности гражданско-правового характера. К ним относились вопросы получения тех или иных документов в странах-реципиентах, вопросы гражданства и натурализации.

Недостаток денежных средств в казне Главнокомандующего заставлял штаб армии сокращать финансирование частей (как было ранее указано многие части перешли на самофинансирование за счет выполняемых работ). Было принято решение о сворачивании обучения в сохраненных военных училищах. После выпуска последнего курса училища должны были быть кадрированы, а их помещения использованы для проживания личного состава и выпускников. Всего же на чужбине 6 военными училищами было подготовлено около 2000 офицеров[2].

Старший курс Сергиевского артиллерийского училища в Великом Тырнове (Болгария) был выпущен весною 1923 г., а уже 12 июля 1923 г. (согласно приказу генерала П.Н. Врангеля последний выпуск из училищ должен был состояться 15 сентября 1923 г.) состоялся ускоренный выпуск прежнего среднего курса. Занятия продолжались до последнего дня. Последние юнкера Русской армии очень серьезно отнеслись к завершению обучения и постарались путем пересдачи повысить свой средний выпускной балл. Процедура выпуска, несмотря на тяжелейшие условия, проходила в атмосфере торжественности, с соблюдением славных традиций Русской императорской армии.

Сдача выпускных испытаний продолжалась до 10 июля 1923 г., экзамены сдавались группами по 15 человек, каждая. Порядок сдачи экзамена («репетиции») был не пофамильный, а устанавливался самими юнкерами. Как правило, самый плохо подготовленный юнкер старался отвечать последним. Так было и вечером 10 июля в Сергиевском училище. Когда последний юнкер вышел к доске, во дворе казармы 4 трубача заиграли «великий отбой» и преподаватель по сложившейся традиции, не задав юнкеру ни одного вопроса, поставил ему 12 баллов.

Другой интересной традицией выпускников военных училищ было устраивать накануне производства в офицеры в зале училища шуточный парад. Парадом командовал ротный фельдфебель, а принимал «генерал выпуска» — юнкер, окончивший училище с худшим баллом. Каждый взвод являлся на парад в своей «униформе». Один из юнкеров Сергиевского училища оставил описание «парадной формы» последнего выпуска:

«1-й взвод: бескозырка, шинельная скатка через плечо, набедренная повязка из полотенца и сапоги со шпорами;

2-й взвод: кальсоны, фуфайка, коричневый кожаный пояс, сапоги, перчатки и вещевой мешок за плечами;

3-й взвод: пять белых казенных носков — два на ногах, два на руках, а пятый вместо фигового листа;

4-й взвод: тут дело обстояло сложнее. Перед началом парада этот взвод должен был построиться в одну шеренгу в обычной юнкерской форме; затем раздеться донага и аккуратно, в уставном порядке, сложить все с себя снятое тут же, перед собой, на полу. Каждому нам надлежало выйти на парад в том, что он снова успеет надеть в течение десяти секунд, которые громко отсчитывал фельдфебель. Успели надеть, конечно, очень немногое — самый нерасторопный только кальсоны и один сапог»[3]

Офицеры-преподаватели на этом шуточном параде не присутствовали, хотя и среди них находились охотники взглянуть на торжество одним глазком. На параде зачитывался шуточный приказ, в котором посмеивались над офицерами и порядками училища. Завершался парад церемониальным маршем в «парадной униформе» далеко за полночь.

В день выпуска в 12.00 состоялось торжественное построение в зале училища. Генерала Врангеля, не допущенного в Болгарию, представлял генерал-лейтенант И.А. Ронжин, он же зачитал поздравительную телеграмму от Главнокомандующего: «Сердечно поздравляю славных юнкеров-сергиевцев подпоручиками. Твердо верю, что молодые орлы будут достойны своих доблестных старших соратников». Затем генерал обошел строй юнкеров и поздравил каждого, а адъютант училища вручил каждому сложенный в 4 раза приказ о производстве. По сложившейся традиции, юнкера засовывали сложенный приказ под левый погон.

Один из произведенных позже вспоминал: «Важнейшее и незабываемое для каждого военного человека событие свершилось: после долгих лет подготовки в кадетском корпусе, военном училище, а в нашем случае еще и на войне, — мы, наконец, вступили в русскую офицерскую семью. Но, увы, при обстоятельствах подлинно трагических и в истории Русской Армии небывалых: через три дня нам предстояло отправиться не в славные воинские части, а по окрестным городкам и селам, искать себе применения в качестве чернорабочих и батраков»[4]

Вслед за производством шла череда празднеств: выпускной банкет (выпускники, преподаватели и офицеры прошлых выпусков); на следующий день — торжественный обед с участием частей-побратимов и офицеров болгарского гарнизона и торжественный ужин с офицерами предыдущего выпуска; на третий день завершал торжества выпускной бал.

На балу присутствовали все вышеназванные категории офицеров. Прекрасная половина человечества была представлена только женами и дочерьми присутствующих офицеров. На балу исполнялись мазурка, вальс и другие классические танцы. Фокстрот же еще не нашел широкого  признания в кругах русской эмиграции, о чем сильно сокрушались молодые офицеры.

Весной 1922 г. в отношении частей Русской армии в Болгарии начались различные репрессии и провокации, ряд старших офицеров и генералов был выслан  из страны. В нескольких случаях было зафиксировано нападение болгарских левых активистов на эмигрантов. В Тырнове 16 июля 1922 г. болгарские жандармы напали на юнкеров Сергиевского артиллерийского училища. В результате нападения юнкер Лобода был убит, а еще 4 ранены[5].

К лету 1923 г. сумма внесенная командованием Русской армии на содержание своих частей в Болгарии стала заканчиваться, что привело к серьезным финансовым проблемам среди эмингрантов. Вместе с тем советское представительство в Болгарии усилило работу по разложению армейских частей, в ней также участвовали члены болгарской Коммунистической партии и Союза возвращения на Родину (Совнарод). Филиалы Совнарода стали открываться поблизости от очагов размещения армейских частей. Всего было образовано 65 местных групп Совнарода, которые вовлекли в свои ряды около 8500 беженцев[6]. Деятельность просоветских организаций начала приносить первые ощутимые плоды к середине 1923 г. С помощью миссии Советского Красного Креста из Болгарии в Советскую Россию было репатриировано более 11 000 человек (включая гражданских беженцев), что составляло около 25 % от всех ранее прибывших[7]. По другим данным вернулось около 14 000 человек (с гражданскими), из которых 70 % принадлежали к казачеству[8]. Показателем глубокого проникновения Совнарода в части армии, может служить информация по Корниловскому полку в Болгарии за 1923 г.: за принадлежность к союзу  было исключено 46 человек (из них 14 офицеры)[9].

9 июня 1923 г. в Болгарии произошел государственный переворот. Левое правительство Александра Стамболийского было свергнуто и новым премьер-министром Болгарии стал Александр Цанков из организации «Народный сговор». Правительство Цанкова проводило право-консервативную политику и перестало заигрывать с Советской Россией. Теперь настали трудные дни для Совнарода. Положение военных контингентов заметно улучшилось. Русские контингенты в перевороте не участвовали. После смены власти, начальник галлиполийской группы в Болгарии генерал-лейтенант И.А. Ронжин  в своем распоряжении  № 4244/з от 27 июня 1923 г. отмечал:

«Сейчас, по получении донесений из всех пунктов расположения наших частей, выяснилось, что во время происшедшей в ночь на 8 сего июня смены болгарской власти все, от старших начальников до самых младших чинов, остались нейтральными и никакого участия в этом деле не принимали.

С искренним удовлетворением я констатирую этот факт, как высокий показатель дисциплинированности и сознания долга перед страной, оказавшей нам братское гостеприимство в тяжелые годы нашей жизни»[10]

В сентябре 1923 г. коммунисты Болгарии и сторонники свергнутого правительства подняли вооруженный мятеж. Командование небольшой болгарской армии в частном порядке обратилось за помощью к русским контингентам и в некоторых районах рабочие партии участвовали в усмирении восстания.

В ходе мятежа пострадало некоторое количество русских эмигрантов. Бумаги о том командованию подали 23 человека, подхорунжий М. Малахов был ранен в г. Пловдив, в результате ранения у него была ампутирована правая рука. В Стара-Загоре были убиты сотник Л.И. Елансков и старший урядник Г.И. Борохвостов, подхорунжий В.К. Усов и казак А.М. Лащилин ранены, у остальных были похищены вещи[11].

В августе 1923 г. генерал П.Н. Врангель приказами № 72 и 73 назначил начальников по Галлиполийской группе в Болгарии. Начальником штаба группы стал Генерального штаба полковник Алатырцев, суд чести возглавил поручик Посланский, 1-ю Галлиполийскую роту возглавил полковник Чевати, а 2-ю роту — Генерального штаба полковник Петров[12]. 1-я рота была создана в сентябре 1923 г. из чинов штаба и команд 1-го армейского корпуса не получивших должностей в управление группы,  2-я рота формировалась с 1 октября 1923 г. из штаба 1-й пехотной дивизии и ее команд. Роты приняли имущество  от указанных штабов[13].

Довольно большая концентрация воинских контингентов в Болгарии осложняла поиск работы. По окончании полевых работ многие эмигранты постарались покинуть Болгарию и перебраться в страны где была возможность получить постоянную работу или поступить на учебу. Так, к концу 1923 г. из галлиполийской группы в Ловече убыло в разные страны 111 человек, из них: в Королевство СХС — 51, Францию — 27, Германию — 9, Чехословакию — 6, Турцию — 5, Румынию — 4, Эстонию — 3, в Грецию, Польшу, Финляндию по 2 человека, в Северную Америку — 1. Примерно также обстояло дело и в Станимаке — во Францию только за один месяц уехало 40 человек[14].

Средняя заработная плата русских эмигрантов в Болгарии 1923—1924 гг. держалась на уровне 60—80 левов в день. Командование Русской армии предпринимало меры для субсидирования пенсионеров, инвалидов, нетрудоспособных и членов семей военнослужащих. С 1 сентября 1923 г. эти выплаты в Болгарии составляли: 610 и 360 левов пенсионерам, в зависимости от категории; инвалиды 1-го разряда (100 % потеря трудоспособности) — 310 левов, инвалиды с потерей трудоспособности 75—99 % — 360 левов, нетрудоспособные — 250 левов, члены семей — 150 левов.

Недостаток работы существенно осложнял компактное расположение частей. Нередко солдатам и офицерам приходилось покидать часть для поиска заработка, а уход из части почти всегда приводил к полной или частичной утери связи с командованием. Для устранения этих проблем Главнокомандующий Русской армией генерал Врангель приказом № 86 от 1 октября 1923 г. установил:

«Ввиду сосредоточения чинов армии по различного рода работам, удаленным от мест расположения кадровых частей, приказываю:

  1. В местах сосредоточения значительного числа воинских чинов одной и той же части командирам этих частей назначать начальников рабочих партий, коим именоваться: «Начальник рабочей партии такого то полка на мине «Перник», «Начальник рабочей партии такового то артиллерийского дивизиона в гор. Софии и т.п.».
  2. Для удобства управления рабочими партиями большой численности, установить в них внутренние подразделения, соответственно ротам (эскадронам, сотням), взводам и т.д.
  3. Дисциплинарную власть, присваемою начальникам рабочих партий, приравнять к таковой для батальонных и ротных командиров, если начальник партии штаб или обер-офицер, и взводных, — если начальником является солдат.
  4. В местах сосредоточения воинских чинов разных частей одной и той же дивизии, кроме начальников, указанных в пункте 1-м, должен быть кроме того назначаем и общий начальник, с сопутствующими обязанностями и дисциплинарной властью, коему именоваться «начальник рабочих партий такой то дивизии в таком то пункте»[15]

В некоторых местах расположения русских партий военнослужащие оставляли мемориальные камни. Например, в городе Шумен силами технического батальона в 1923 г. был построен памятник русским воинам 1877-1878 гг.[16]

Жизнь Общества галлиполийцев в разных странах шла своим чередом. Отделения общества в разных достаточно тесно взаимодействовали. Известно, что большие партии знаков для Франции и КСХС изготавливались в Праге при посредничестве местных галлиполийцев[17]. Цена за 100 знаков составляла 500 чешских крон.

Первая версия устава Галлиполийского землячества в Праге была подготовлена в 1923 г. Целью землячества являлась  «академическая и экономическая взаимопомощь». Действительными членами землячества могли быть лица, бывшие в Галлиполи, а также на Лемносе, в Бизерте, Чаталдже, Кабадже и Константинополе. В последнем случае действительными членами могли быть лишь лица, имеющие право на черный крест и находившиеся в Константинополе из-за ранений или болезни. Почетными членами могли быть лица, избранные на общих собраниях, как оказавшие особые заслуги землячеству. Ежемесячный членский взнос устанавливался в 2 чешские кроны. В поздней версии устава организация была названа Обществом русских студентов и профессоров «Галлиполийское землячество»[18].

Несмотря на наметившееся бегство офицеров из Германии, самыми многочисленными организациями по состоянию на 17 апреля 1923 г. оставались Союз взаимопомощи офицеров бывших Российских армии и флота в Германии — 683 человека, председатель союза — генерал-майор военно-судебного ведомства фон С.Н. Шульман[19]. Товарищ председателя, секретарь и казначей — не менялись. В правление входили — генерал-майор Г.Г. фон Тимрот, флота генерал-майор Г.Н. Папа-Федоров, полковники Купчинский, А.А. фон Гоерц, Т.П. Гаусман и Кутько.

Союз увечных воинов насчитывал 320 членов. Председателем союза был полковник барон К.П. Рауш фон Траубенберг (затем с марта 1925 г. подполковник А.Ф. Мучкин), товарищем председателя — Генерального штаба генерал-майор Н.И. Глобачев. В правление союза входили подполковник Б.П. Ашехманов, капитан В.М. Яковлев и поручик Тисс, в ревизионную комиссию — генерал-лейтенант А.М. Валуев, генерал-майор Ф.Е. Арцишевский, полковник Стадницкий-Календо. Правление союза располагалось в Берлине, функционировали отделения в Баден-Бадене (полковник барон С.К. Фелейзен) и Висбадене (полковник В.В. Плышевский). Отделы союза возглавляли: помощь обувью и помощь одеждой — подполковник С.К. Наместник, Комитет помощи детям (госпожа фон Пейнер), общежитие для тяжело увечных (госпожа М.Г. фон Эбелинг), помощь студентам-инвалидам — введении студенческой комиссии, столовая (три секции) — генерал-майор Н.Н. Кречетов, табачная фабрика — инженер Корни.

В ноябре 1924 г. в Германию с ознакомительным визитом прибыл генерал П.Н. Врангель. На берлинском вокзале 12 ноября 1924 г. генерала Врангеля встречал начальник II отдела А.А. фон Лампе. На все время визита к Врангелю была определена охрана от Русского студенческого союза — Липницкий, В.К. Вебер, Левашов, Лепп, И.К. Смолич, Рещиков, В.Г. Новицкий. Выделенную охрану курировал полковник М.М. Богацевич[20]. Вечером на квартире фон Лампе генералу Врангелю были представлены председатели основных офицерских союзов — Г.Н. Папа-Федоров, А.И. Березовский, П.А. Новопашенный и старшие офицеры отдела — Роде и фон Гагман. После представления офицеров и доклада фон Лампе главнокомандующий отбыл на ужин к своим бывшим однополчанам-конногвардейцам.

16 ноября было собрано совместное заседание всех правлений офицерских союзов. Перед собравшимися выступил генерал Врангель. Понимая всю сложность положения отдела (преобладание в Германии офицеров-северозападников), генерал особо подчеркнул «что Русская армия является единой, что нет более Северной и Южной, Северо-Западной и Восточной, нет особой “армии Врангеля” или “армии Юденича”, что все Белые армии были по духу одной Русской национальной армией, во главе которой ныне стоит облеченный доверием Верховного Вождя В.К.Н.Н. (великого князя Николая Николаевича. — К.С.)»[21].

Пребывание Врангеля в Германии продлилось пять дней. В ходе визита генерал подробно ознакомился с жизнью II отдела и дал высокую оценку деятельности генерала фон Лампе в качестве начальника отдела. Между тем отношения Врангеля с великим князем опять стали портиться, при этом Николай Николаевич стал выделять генерала А.П. Кутепова, назначенного ответственным за проведение работы в Советской России. В окружении Великого князя и Кутепова обсуждали Врангеля и лояльных ему людей. Близкие к Кутепову люди острили: «“…немцы” поделили между собой Европу: фон Лампе — Германию и до Эстонии, фон Хольмсен — Францию и Бельгию, над ними фон Миллер, а еще над всеми фон Врангель»[22].

11 декабря 1924 г. было образовано совещание при начальнике отдела. В его состав вошли председатели воинских союзов в Германии — флота генерал-майор Г.Н. Папа-Федоров, Генерального штаба генерал-лейтенант А.И. Березовский, Генерального штаба генерал-майор Н.И. Глобачев, капитан 1-го ранга П.А. Новопашенный, секретарем совещания был назначен полковник фон Гагман. Также в состав совещания были назначены офицеры из Венгрии — председатель Союза русских офицеров в королевстве Венгрия полковник Л.Н. Соколов, председатель Общества галлиполийцев в Венгрии полковник Жуковский-Волынский и вице-председатель Союза русских офицеров в королевстве Венгрия полковник Э.Ф. Кариус[23].

Сами союзы в декабре 1924 г. представляли собой следующую картину. Самым многочисленным был Союз взаимопомощи офицеров бывших Российских армии и флота в Германии. Его председателем был флота генерал-майор Г.Н. Папа-Федоров, вице-председателями — генерал-майоры Н.А. Елагин и фон Лампе. Союз увечных воинов — председатель Генерального штаба генерал-майор Н.И. Глобачев. При союзе имелось общежитие, расположенное на территории православного кладбища в Тегеле. Еще одним сплоченным сообществом был Союз взаимопомощи служивших в Российском флоте — председатель капитан 1-го ранга П.А. Новопашенный, почетный председатель — вице-адмирал А.Г. Нидермиллер. Некоторые союзы прекратили свое существование, как, например Союз офицеров Рейнской провинции, другие так и не смогли выбраться из зачаточного состояния. Кроме того, членство в союзах сопровождалось неким дуализмом — все члены Союза русских офицеров Генерального штаба в Германии одновременно состояли в Союзе взаимопомощи офицеров бывших Российских армии и флота в Германии, Флота генерал-майор Г.Н. Папа-Федоров, председательствовавший в вышеуказанном союзе, одновременно являлся председателем суда чести в Союзе взаимопомощи служивших в Российском флоте.

Офицерские союзы предпринимали постоянные попытки более глубокой интеграции в немецкое общество, но этого удалось достичь лишь в части контактов с немецкими военными. Причем взаимопонимание было достигнуто не только на почве антибольшевизма, но и на уважении к армии противника по Первой мировой войне. Союз увечных воинов ежегодно проводил памятные мероприятия, на которых обязательно присутствовали члены Союза немецких инвалидов. Вместе с тем деятельность других союзов взаимопомощи внушала подозрения служащим немецкой полиции — они требовали протоколы собраний либо разрешения присутствовать на собраниях[24].

В начале 1923 г. на территории Польши находились следующее антисоветские формирования — 1060 белогвардейцев в лагере Стржалково, 2282 петлюровца в лагерях Щепёрно и Калиш, на работах вне лагерей (рабочие артели) около 5000 человек. В бандитских отрядах согласно обзору разведотдела штаба РККА находилось 1135 человек, также отдельно были учтена группа из 650 балаховцев находящихся на работах в Сарнах[25].

1 сентября 1923 г. в лагере Стржалково были организованы ремесленные артели, но уже 25 октября поляки перестали направлять в лагерь продовольствие, какое-то время в лагере можно было купить фасоль и хлеб. Вскоре и бараки в лагере стали непригодными для жилья.

К концу 1923 г. главным занятием интернированных военнослужащих в лагерях стала вышивка по заказу англо-американских организаций. Интересный факт об этом сообщает Т.М. Симонова: «Одним из лучших вышивальщиков был некий “царский генерал”, получивший психическое расстройство от всего пережитого в Польше»[26]

Наконец в 1924 г. начался выезд русских эмигрантов на работы во Францию. Во второй половине 1924 г. в Польше грянул экономический кризис, как следствие усилилась безработица и цены на продукты выросли в 5 раз. Большое количество русских военнослужащих потеряло работу. Из сохранивших работу можно отметить русскую группу из 500 человек на лесопилке в Беловежской пуще. Условия труда этой группы были наитруднейшими, без всякого обеспечения больных и калек. На Волыни около 60 солдат и офицеров устроились на железнодорожные работы в Олыке, 25 человек работали в районе Дубна. В канун юбилея Первой мировой войны, летом 1924 г. генерал-майор В.В. Мирович пытался организовать Союз взаимопомощи офицеров-участников войны, но поляки не разрешили создания организации. После признания Польшей СССР 28 октября 1924 г. русские артели стали распадаться, а большинство артельщиков постарались выбраться во Францию.

В Польше, как и в других европейских странах перед русскими военнослужащими наиболее остро стояла проблема трудоустройства. Наметившийся переезд бывших военнослужащих Русской армии на работы с Балкан во Францию вызвал в Польше живой интерес. Генерал-майор Я.Д. Юзефович писал в отчете командованию армии: «русские контингенты в Польше взволнованы возможностью переселиться во Францию, т.к. от партии, отправившейся <из Польши> туда в феврале[27], были получены восторженные письма о жизни там. После полуподневольного полуголодного существования в Польше возможность обеспечить себе пропитание кажется уже счастьем»[28] (). Подобная информация встречается и в донесении военного представителя генерала П.Н. Врангеля в Польше генерал-лейтенанта П.С. Махрова: «Не будет преувеличением сказать, что, если бы вдруг последовало разрешение на въезд русских военных в любую страну и, особенно во Францию, то уехали бы все. Настолько отвратительные условия жизни и плохие отношения поляков к русским вообще; причем трудно предположить, чтобы положение изменилось к лучшему в ближайшем будущем»[29]. Неблагоприятное отношение поляков к русским беженцам отмечается и в работах современных польских историков [Куберский, Karpus, Wyszczelski].

27 апреля 1924 г. во Францию из Польши отправилась 2-я партия в составе 143 человек[30]. Некоторые из уехавших были вынуждены оставить в Польше свои семьи, т.к. стоимость переезда для членов семей составляла 200 французских франков с человека. Следующая группа отбыла во Францию в мае 1924 г., в ее рядах было около 130 человек. Известно, что еще 2 партии отправились во Францию 5 июля и 4 августа 1924 г. Всего же, за 1924 г. из Польши во Францию выехало 705 интернированных русских белогвардейцев и 155 членов их семей[31].

В июле в Данциге закрылось общежитие Красного Креста и 19 членов местного союза оказались на улице и без работы. Это совпало с ухудшением обстановки на рынке труда в городе и сокращением русских рабочих. Большая часть группы данцигского союза в Пинске смогла поступить в качестве музыкантов в состав 9-го полка стрелков конных в Граево, некоторые остались в Пинске, а другие перебрались во Влодаве. Все члены двух последних групп (кроме 1 человека) также устроились в оркестры войсковых частей. В это же время произошли изменения и в руководстве данцигского союза — теперь его возглавил генерал-майор В.Н. Лебедев.

Помимо оркестров лишь крайне незначительному количеству офицеров из русских воинских контингентов удалось устроиться на службу в польскую армию или флот, наиболее удачно устроился С.Н. Булак-Балахович, ставший генералом резерва польской армии и получивший от правительства концессии в Беловежье. Некоторое количество русских офицеров было принято на службу в качестве агентов II отдела польского Генерального штаба с окладом в 500 франков ежемесячно[32].

Главным инструментом связи командования Русской армии с воинскими союзами была переписка. Командование направляло председателям союзов приказы и различные циркуляры, в ответ поступали рапорта и отчеты. Из Польши часто приходили  документы, в которых обнаруживается желание председателей союзов показать стремительный рост своих организаций: «Идут переговоры с полковником Тибуре[33] об открытии отдела в Богородичнах[34] под Станиславовым (Галиция)»[35] или еще более фантастические сведения — «Особенно деятельную работу по организации военно­служащих ведет на Волыни представитель отдела Союза в Дубно Генерального штаба генерал-майор Велиховский[36]. Ему удалось восстановить кадры 32-й пехотной дивизии[37], за исключением 128-го Старосельского[38] полка, штаб-квартира коего была в Изяславе, находящемся сейчас на территории советской России, <3>2-ой пехотной дивизии, в которых он полагает возможным уже сейчас собрать до 170 офицеров»[39]. Сопоставляя эти данные с более поздними отчетами генерала П.С. Махрова можно придти к выводу об умышленном преувеличении  результатов свой деятельности рядом руководителей воинских союзов на территории Польши.

Политические пристрастия военной эмиграции в Польше были разнообразны. Наиболее многочисленными были сторонники Врангеля, Савинкова и Булак-Балаховича, называемые по фамилиям вождей — «врангелевцы», «савинковцы» и «балаховцы». Создание монархического Корпуса императорской армии и флота, равно как и объявление Кирилла Владимировича императором всероссийским широко отклика в Польше не встретило, хотя генерал-лейтенант П.В. Глазенап пытался распространить влияние кирилловцев среди офицеров.

Уже с середины 1923 г. польские чиновники планировали провести полную ликвидацию лагерей интернированных военнослужащих белых армий. Изменение статусов лагерей и различные ухищрения эмигрантских организаций, на какой то срок продлили агонию лагерей, лагерь Стржалково был преобразован в «промышленный городок», но дни его были сочтены. В наиболее крупном лагере в Стржалково лихорадочно искали пути выхода из кризиса — вывезти всех обитателей во Францию было невозможно, и людям приходилось искать места в опостылевшей Польше. Планировалось всю группу из лагеря переселить в пустующие казармы в городе Быдгощь, но польские власти не согласовали переезд.

Еще более удручающее положение было в многочисленных рабочих артелях в Беловежской пуще (800 человек по состоянию на 15 мая и 500 человек к 1 августа 1924 г.), которые состояли преимущественно из казаков, хотя и процент офицеров в них был заметен. Все артели в этом районе работали на лесозаготовках с минимальной оплатой труда — 3 миллиона польских марок в день (при своем обеспечение), что составляло 1/3 доллара. Работники жили в лесных бараках, не имели теплой одежды. Тяжесть работы и неблагоприятные погодные условия отражались на здоровье рабочих.

На Волыни около 100 интернированных получили вид на жительство и смогли устроиться на работы: 60 человек на постройку узкоколейной железной дороги Ровно — Луцк, 25 трудоустроились в Дубно, а еще 10 выехали во Францию[40].

 

 

[1] Русская армия в изгнании 1920—1923. Б/д., б/м. С. 9. В данном перечне в строке Бизерта приводится сильно завышенная цифра. В феврале 1921 г. в составе Русской эскадры в Бизерте насчитывалось 5849 человек. С годами эта цифра стремительно снижалась. См. ниже.

[2] Там же. С. 19.

[3] Каратеев М.Д. Белогвардейцы на Балканах // Русская армия в изгнании. М., 2003. С. 180

[4] Там же. С. 181—182.

[5] Витковский В.К. Пребывание русской армии в Болгарии и коммунистическое движение в 1922—1923 годах // Русская армия в изгнании. М., 2003. С. 121.

[6] Шкаренков Глава 1 70+

[7] Спасов Л. Врангеловата армия в България 1919—1923. София, 1999, С. 202-204.

[8] Шкаренков 70+

[9] ГАРФ. Ф. 5951. Оп. 1. Д. 3. Л. 220—220об., 308.

[10] ГАРФ. Ф. 5951. Оп. 1. Д. 2. Л. 7.

[11] ГАРФ. Ф. Р-9116. Оп. 1. Д. 7. Л. 148.

[12] ГАРФ. Ф. 5951. Оп. 1. Д. 2. Л. 20.

[13] ГАРФ. Ф. 5951. Оп. 1. Д. 2. Л. 195.

[14] Вестник Главного правления Общества Галлиполийцев. № 1. 1924 (31.12..1923). С. 13.

[15] ГАРФ. Ф. 5951. Оп. 1. Д. 3. Л. 78.

[16] ГАРФ. Ф. 5951. Оп. 1. Д. 4. Л. 14.

[17] ГАРФ. Ф. 5759. Оп. 1. Д. 2. Л. 7—8, 39.

[18] ГАРФ. Ф. 5759. Оп. 1. Д. 1. Л. 17.

[19] См.: Там же. Д. 7. Л. 289.

[20] См.: ГА РФ. Ф. Р-5853. Оп. 1. Д. 18. Л. 93.

[21] Там же. Л. 112.

[22] Там же. Л. 151.

[23] См.: Там же. Л. 330.

[24] См.: Там же. Д. 16. Л. 175.

[25] Симонова Т.М. Советская Россия (СССР) и Польша: Русские антисоветские формирования в Польше (1919—1925 гг.). М., 2013. С. 248—249.

[26] Симонова С. 270.

[27] Первая партия из 119 русских рабочих из Польши отправилась во Францию в феврале 1924 г. Заказчиками рабочих групп выступили сталелитейные заводы в Канне, Кнютанже, Лотарингии

[28] ГАРФ. Ф. Р-5826. Оп. 1. Д. 10. Л. 243—244.

[29] Русская эмиграция, 2010, с. 197.

[30] Русская эмиграция, 2010, с. 192.

[31] Симонова, с. 272

[32] Симонова, с. 94.

[33] Правильно — полковник Алексей Николаевич Табуре (1874—1942)

[34] Правильно — Богородчаны, ныне поселок городского типа в Ивано-Франковской области Украины.

[35] ГАРФ. Ф. Р-5826. Оп. 1. Д. 10. Л. 409.

[36] Правильно — генерал-майор Михаил Николаевич Волховский.

[37] До начала Первой мировой войны располагалась на Волыни: 1-я пехотная бригада (125-й пехотный Курский и 126-й пехотный Рыльский полки) в г. Оскол, 2-я пехотная бригада (127-й пехотный Путивльский и 128-й пехотный Старооскольский полки) в Ровно.

[38] Ошибка в документе: полка с таким названием в Русской императорской армии не было. Правильное название полка — Старооскольский.

[39] Там же. Л. 433.

[40] Русская эмиграция, 2010, с. 200